Владимир Григорьевич Низьев

Самые острые впечатления, связанные с Австралией, произошли на… Тайване. В Сиднее мне не позволили взять сумку в салон. Там остались теплые вещи, поскольку летел я из австралийского лета в тайваньскую зиму. В Хо Ши Мине была пересадка, мы запоздали. Меня, летящего в Тайбей транзитом через Вьетнам, уже встречали, быстро провели через все процедуры и усадили в самолет, ожидавший вылета. После 9 часового перелета из Сиднея, еще 4 часа до Тайваня пролетели незаметно и вот уже самолет готовится к посадке. Оказалось, что в Тайбее туман, поэтому садимся в аэропорту… Гаошон. Это тоже Тайвань, но южная его часть. Новость неприятная. Отсюда до Мяоли 250 км. Из Тайбея я с трудом вписывался в расписания автобусов-поездов (самолет прилетает по расписанию около 10 вечера), мог бы взять и такси, теперь же все эти планы рушились на глазах. Из самолета нас не выпускали два часа, надеясь взлететь и доставить в Тайбей. В конце концов, нас высадили. Пассажиров решили отправить автобусом в Тайбей, конечный пункт путешествия. По местной традиции, такого рода автобусы шуруют по скоростным магистралям, не останавливаясь в «мелких пунктах», вроде Мяоли. Получается, я должен был бы ехать ночью на автобусе в Тайбей 350 км, а затем оттуда – уже обратно в Мяоли еще 100. Атмосфера в аэропорту была цивилизованной, но нервной. Становилось некомфортно прохладно. Ночью здесь, в небольшом аэропорту, перекусить, попить чаю было негде. Еще в течение 2 часов не выдавали багаж, советуя не беспокоиться. Запустили транспортер и люди разобрали свои вещи. Моих вещей не было!  Багаж явно остался в Хо Ши Мине.

Сочувствуя мне, служащие аэропорта уговорили шофера автобуса высадить меня в Мяоли. В 2.30 ночи мы отправились. Для зимы как бы и не холодно, плюс 5-10 градусов, но я-то в одной рубашке, а ехать надо много часов. Согревался, крепко прижимая руки к груди, к суставам. От этого затекали руки, нарушалось кровоснабжение, приходилось двигаться и размахивать руками, потом опять «греться». Отопления в автобусе  нет. Стал кашлять… Приезжаем в Мяоли. Автобус съехал со скоростной магистрали, меня высадили на перекрестке, развернулись и уехали. «Развозить по домам» такой автобус уж никак не мог. Именно в этот момент я почувствовал себя «ёжиком в тумане». Я, одетый в одну рубашку, оказался в непроницаемом тумане, в чужой стране, в неизвестном мне месте в 5.30 утра, зимой. Чтобы не замерзнуть, я побежал рысцой в произвольном направлении, добежал до первой придорожной будочки и задал тайваньцу сакраментальный вопрос: «Где Мяоли?». Тот не понял, я твердил: «Мяоли» и тыкал пальцем в разные стороны света. Он меня сориентировал в пространстве, но бежать до Мяоли я не рискнул. Поймать такси не удалось, так рано они не ездят. Тайванец, по-видимому был диспетчером, регистрировавшим мусоровозы, выезжающие утром на работу. Один из них и доставил меня в университет, где я жил (на моей визитке были и китайские иероглифы). «Дома» я отлежался, отогрелся, отоспался – обошлось.

За свою сумку пришлось побороться. Оказалось, доставкой багажа занимается специальная фирма под названием «черная кошка». А тут случился Новый год по лунному календарю, плавно переходящий в просто выходные; как-то все не до проблем настырных пассажиров… Причина моей «совковой неудовлетворенности» вежливыми разъяснениями была в том, что я неосмотрительно накупил в Австралии всяких продуктов. Колбаса салями, экзотический сыр, икра, селедка в банке. Услышав, при очередном звонке, в моем голосе, истерические нотки, «там» сдались, привезли сумку в пятницу.

Мяоли

Ужин в деревне

«Божий одуванчик» это Сьюми, старушка, которая, по-видимому, работала в «моем» тайваньском университете ранее. Поэтому она запросто тут появляется, проявляет всякую активность. Она японка, живущая на Тайване давно. На вид, ей за 60. Как это иногда бывает у старушек — «харахорится», одевается ярко, демонстративно, носит что-то среднее между шляпой и панамой. У ней повышенное слюноотделение и это, естественно, неприятно, многим она не нравится. Но ей глубоко наплевать на их мнение. Ездит на велосипеде, все что-то организует, то кружок английского языка, то путешествие по окрестностям… Она очень дружна с Джоном, американцем, 50 лет, уже много лет проживающим на Тайване. Джон зарабатывает на жизнь, как тут водится, преподаванием английского языка. Причин для дружбы и немало. Джон снимает комнату в доме Сьюми, она любит с ним болтать по-английски, по-человечески сочувствует Джону, тому, что он одинок. Родители умерли, семьи, вот, нет по факту. Не знаю, была ли. Джон – безобиден и пассивен, позволяет вовлекать себя во всякие инициативы, исходящие от Сьюми. С некоторых пор и я оказался вовлеченным в орбиту активности Сьюми. Приключений не так уж и много, глупо отказываться от ее инициатив, неплохих, по сути.

Как-то, например, мне звонили Джон и Сьюми. Предложили куда-то идти, то ли ехать, я толком не понял и быстро согласился. Втолковывали, когда и где встречаемся. На том месте стоял подозрительный автобус, с массой агитационной атрибутики на китайском и английском языках. Но понять трудно, английский — на эмблемах, что-то говорят про “горный край Мяо-ли”. Я решил, что вот с ними куда-то и поедем. Джон, и Сьюми опоздали минут на 20. На автобус, на который «я глаз положил», внимания не обратили и пошли в другую сторону. Цель путешествия Джон объяснить не мог, сказав, что это инициатива Сьюми, а он с ней не спорит (наверное, и не всегда понимает на английском). Позднее к нам присоединился сын Сьюми, на вид лет 30. Мы прошли через старый парк, потом по шоссе и пришли к кому-то в гости. Поскольку Сьюми хозяев не предупреждала, то они не только нас не ждали, но их попросту не было дома. Однако соседи показали главную достопримечательность — сад. Очень интересно, поскольку сад любительский и там представлено «все»: лимоны, бананы, папая, мандарины, включая очень мелкие сорта, которые едят со шкуркой, до огромных, 1 кг весом. Карамболла, гуава, глаз дракона, много экзотики, фрукты, которые я тут встречал, но названия не знаю.

Возвращаясь, проходили через стадион. Там взрослые мужчина и женщина делали упражнения на турнике. Висели, болтались, дрыгали ногами. Обстановка располагала, и я поперся на турник тоже, вручив Джону верхние вещи. К удивлению зрителей я исполнил классическое, но трудное упражнение «переход из виса в упор». Как большой мастер я их не баловал, показав, на что способен один раз, соскочил и пошел одеваться. Мужчина потом сделал робкие попытки повторить, но это очень непростое упражнение и никаких шансов у него не было.

Потом Сьюми повела нас в какую-то дешевую забегаловку, где готовят блюда народности хака. Джон заказал устриц, я же был «начеку» и стал искать что-то подходящее. Выяснилось, что у них нет крабов, креветок, рыбы, курицы. «Свинина» ведь «понятие растяжимое», тоже ни то, ни се. На ночь глядя есть жирное не хочется. С трудом нашел что-то нейтральное: утка, «овощи» (вульгарная трава). Мы взяли и пива. Съев еду и недопив пива, я стал требовать «еще чего-то». Отыскали-таки мы в их меню пельмени и «добирали» уже ими. Заплатил «за базар» я, но, действительно, очень дешево.

Другой раз Сьюми вовлекла меня принять участие в банкете предвыборного штаба одного из кандидатов в местные депутаты. Выступать мне там не пришлось, просто ели и пили.

Когда-то со своей настырностью Сьюми организовала кружок любителей английского языка. Но, поскольку его посещение было бесплатным и факультативным – он популярностью не пользовался. Пришли пятеро, потом четверо, а потом и вовсе трое (понятно, кто). Называть это кружком было уже неприлично и мы «официально закрылись».

Сьюми с сыном

Я, Джон и Сьюми

И вот вчера Сьюми опять стала меня куда-то приглашать. По телефону, на английском, старая тайванька, японка по национальности, разве поймешь. Я уж и не пытаюсь, просто соглашаюсь. Вот и форму одежды не оговорил, решил одеться прилично. При встрече что-то в моем наряде Сьюми не понравилось и она потребовала, чтобы я вернулся и взял кепку или шляпу. Светило солнце и эта просьба выглядела вполне нормальной. Но присмотревшись к самой Сьюми, я понял, что идем мы не на «официальный прием» и решил полностью переодеться. Прежде всего, Сьюми заговорила про «snack». Завела в магазин и стала настаивать, чтобы я что-то выбрал. Ну выбрали мы какие-то печенья в пачках и я настоял на соке. В череде мелких странностей было то, что себе она как бы ничего не взяла, а расплачивалась в кассу сама, очень энергично отвергнув мои попытки. Потом мы поднимались по дороге в гору, кстати, сразу напротив университета и она рассказывала, что эта земля принадлежит ее брату и что кто-то там с ним судится, пытаясь отсудить кусок. Мы остановились у дома, и я заметил, что кто-то внутри задернул занавеску. Сьюми пояснила, что это вот ее дом, а в той комнате живут студенты. Дом крепкий, кирпично-каменный, одноэтажный, но большой. Внутри – хаос невообразимый, как это бывает у одиноких людей со скромными доходами. Повела меня вокруг дома, показывая на поврежденную во многих местах отмостку и, наконец, сформулировала четко цель нашего путешествия. Она попросила меня ей помочь. Используя песок, цемент и воду, развести раствор прямо на асфальте дороги и забетонировать кое-что вокруг дома. Естественно, у меня «отвисла челюсть» и в воздухе повисли вопросы, которые я не успел выдохнуть. Подобно командиру-следователю из «Бриллиантовой руки» Сьюми ловила мои мысли налету и стала отвечать на незаданные мной вопросы. Сказала, что у Джона сегодня занятия. Почему-то было совершенно необходимо бетонировать именно сейчас, а не тогда, когда он освободится. Про сына сказала, что тот в Синджу, тоже занят, а студенты (за занавеской) просто ленивые. Было видно, что неуемное желание Сьюми поруководить, организовать, воодушевить на полезный во всех отношениях труд по обустройству ее дома не вызывало энтузиазма у окружающих, наталкивалось на глухую стену непонимания или хамского требования денег за работу, гораздо больших, чем стоимость «snack». Так что обратилась она ко мне «не от хорошей жизни». Меня тут практически никто не называет по имени, оно ведь русское и трудное, поэтому объясняя где взять лопату и откуда брать песок и цемент Сьюми обращалась ко мне не иначе как «профессор». Горка песка была небольшой, было странно вовлекать меня в столь скромное мероприятие. Угадав мои мысли Сьюми отвела меня в соседний дом и показала, что песок можно будет брать и оттуда. Вела себя там очень уверенно, хотя у входа было несколько пар обуви, так что вполне возможно, что и этот дом был ее тоже. Не ожидая вопроса, показала тачку, которой можно этот песок возить и сито, через которое его можно просеивать. Бессмысленно было терять время и дальше, и я взялся за дело. Сьюми меня подбадривала, давала советы, делилась наблюдениями. Она когда-то видела, как двое рабочих это делали, и у них получалось быстро и ловко. Я так понимаю, что я, без сноровки, работал не так быстро, как те двое. На самом деле, все было и неплохо. Погода отличная, одежда подходящая, самочувствие вполне хорошее, по физическому труду я соскучился и просто наслаждался. Никак не смущали меня и те, что за занавеской. Чему тут смущаться, скорее я гордился собой, тем что «еще способен», а те молодые, еще и не известно, доживут ли вообще до моего возраста. Вспомнил, как мою тетю соседи по дому просили «оборвать вишню». Ей тогда уже было 70 лет, они моложе, но «клячи»: что-то болит, голова кружится и так далее. Очень было смешно.

После небольшого замеса с небольшой кучки песка мы отдыхали и я ел свой, честно заработанный, «snack»: пачку печенья и виноградный сок. На второй замес я уже возил песок тачкой, а цемент сыпал прямо из мешка. Готовить раствор было нелегко, однако когда я стал носить раствор ведрами, моя напарница, Сьюми, (она разглаживала раствор на месте мастерком) явно стала сдавать. Пришлось ей помочь и в этом. На этом фоне вопрос о третьем замесе уже не вставал, и я стал уходить. Войдя в заблуждение от моего ударного труда, Сьюми спросила, в какое время мы встречаемся завтра, поскольку песка еще много и проблем с ее домом – тоже. Я отвечал, что только и мечтаю о том, чтобы прийти сюда еще раз, помахать лопатой, поработать под ее руководством бетономешалкой, но гарантировать никак не могу. Должен посмотреть на реакцию своего организма. На самом деле, все было неплохо и даже хорошо. Не нравится, конечно, выполнять чью-то волю, попав в ловушку. Нет и ощущения, что моя помощь, действительно, необходима. Так, ею разработанное, удачное для нее, коммерческое предприятие, в котором чувствуешь себя пешкой. И, наконец, было бы куда интереснее работать с кем-то на пару, или в коллективе, а не совсем уж одному. Так что уж теперь меня туда ни snack-ом, ни даже калачом не заманишь.

Nasty autumn weather creates a lot of health problems for people. This year I could not avoid the same troubles too. I would not like to colorful describe this “very popular” illness because its color palette is too pure but its unpleasant symptoms are known for everyone.

I am afraid Chinese doctors. As a result of language misunderstanding instead of cold I can easy get cancer. Last time, several years ago, I needed to pull out a tooth. A dentist said me that he cannot do that for any money. According their practice they can pull out only good health teeth but this one is ill. He was ready to pull out any other but not this. He prescribed me four names of drugs in eight packs to treat the tooth. That dentist was really good specialist, he did not pull that tooth out at all. He reconstructed it for big money. This tooth is “alive” up to now for eight years. Indeed I do not need it (it is eighth and it is single in that side of my mouth) but I love it because this expensive souvenir is a small monument to Chinese medicine, which is always with me.

This time I have chosen another way. Fortunately my life experience and physical education allow me to solve many medicine problems without assistance.

The first step is diagnosis. It was practically obvious: something between chill and antritis. Then I chose two methods of treatment. Both have a strict physical (it means medical too) base. These must be actions to the place where illness is located.

I started to pump sage potion by nose through the plastic tube. It is not pleasure, of course, but quite tolerantly. When I wanted to break this execution I always remember my son. He tried to solve more complicated problem: to pull a lace through nose into the mouth. This is not the treatment against some kind of disease. He wanted to do that for the sake of pleasure as a yogi. It is a dream of any junior yogi. He had even some successes on this way measured in millimeters of a lace pushed into the nose. Pulling solution through a nose does not have so deep philosophical understanding as pushing a lace but the first one is more simple, easy and useful. May be these are two sides of one medal. The first one makes a man healthy; the second gives him wisdom and purport of life.

What about my second “drug”? It is sleeping with closed eyes. There is no any mistake here. I close eyes by wool headscarf. I tie it as a bandage on the eyes. The sense of that procedure is to warm the upper part of nose, antritis region during a whole night. I am sure this regime of heating of the most optimal: it is smooth and long term.

As they say: “Follow this way keep a doctor away…”

Readers can find below useful instruction about self-medication in pictures.

Раскрепощенные граждане России, сбросившие оковы тоталитарного коммунистического режима, проявили недюжинные творческие способности в условиях рынка и демократии. Далеко не учеными, а порой даже и вовсе необразованными людьми было разработано неисчислимое количество способов «кинуть клиента», «развести лоха», достойных патентования и охраны интеллектуальной собственности. Один из них используют до сих пор. На привокзальной площади учтивые молодые люди представляются представителями известной телевизионной компании, ссылаются на очень популярную передачу и предлагают подарок от компании, какой-то бытовой прибор в красивой упаковке. Потом дарят второй предмет и третий. В момент, когда клиент уже держит три коробки, ему сообщают, как дорого все это стоит и как дешево все это оборудование ему может достаться. То, что за подарки надо платить, конечно, неприятный сюрприз, но клиента убеждают, что это бесконечно дешево и многие «ломаются». Обмана тут почти и нет. Просто реальная цена, устаревших, китайских, низкого качества вещей еще ниже. Да как же тут можно быстро сообразить и сориентироваться под напором профессионального кидалы. Как правило, милиция в этот процесс не вмешивается. То ли они что-то с этого имеют, то ли в условиях «свободной торговли», в таком «бизнесе» нет откровенного криминала.

К нам приехала с юга моя теща, Раиса Николаевна, с малолетней внучкой. Предупредить ее обо всех опасностях, поджидающих в Москве, было невозможно, и об этой проблеме мы ей заблаговременно не рассказали. Подходит коробейник и заводит разговор про телевизионные каналы и любимые передачи. Раиса Николаевна являет собой пример предельной провинциальной наивности и с легкостью попадается на эту наживку, рассказывая молодому человеку о своих телевизионных пристрастиях. Тот делает ей первый подарок, теща удивлена и горячо благодарит. От второго подарка она в шоке, а, получив третий, растроганно целует молодого человека. «Естественный ход событий» нарушает милиционер. По-видимому, он случайно наблюдал за этой идиллией и решил вмешаться. Он стал укорять коробейника, намекая, что опускаться до обмана таких беззащитных людей уж совсем неприлично. Задерживать его он не собирался, просто хотел не допустить завершающей стадии операции: отъема денег у старушки с внучкой. Разъяснительную беседу он закончил требованием к Раисе Николаевне вернуть кидале вещи и идти восвояси. Но, поскольку разговор милиционера с кидалой шел на «профессиональном сленге», Раиса Николаевна суть происходящего так и не поняла и резонно возразила, что возвращать подарки молодого человека не собирается. Крыть было нечем, и милиционер с логикой тещи согласился. Приехала Раиса Николаевна домой с подарками. Машинка для стрижки волос, карманный приемник, что-то еще.

Летели мы с Тайваня в Японию на огромном Боинге, на 680 пассажиров, 10 кресел в ряд и 68 рядов.

На паспортный контроль, в Токио, была большая очередь и тут, среди прочих иностранцев выделялись трое. Они не были близкими друзьми, просто являлись «матерыми американцами», которые себя чувствуют легко и свободно в любой стране, оживленно беседовали, встречаясь на зигзагах очереди. В диалог включались и другие, «нормальные» соотечественники: молодая женщина, парень… Один из трех был урод, «инвалид детства». У него были сильно скрюченные ноги, которые он с трудом переставлял. Ехал он один, без сопровождения и тащил за собой обычную дорожную сумку на колесиках с выдвижной ручкой. Настроение у него было прекрасное. Он широко улыбался и активно участвовал в веселом разговоре. Второй был без очевидных физических недостатков, но выглядел наиболее странно. Небольшого роста, щуплый, сутуловатый. На нем была белая рубашка и белые туфли. Черные брюки, черный фрак, черная шляпа, черные очки. Длинные прямые черные волосы свисали с двух сторон лица ниже плеч. Зрелище жутковатое. Он, явно, это знает и всячески обыгрывает. В беседе с участием девушки он пошутил, употребив слово fuck, оттопырил свою задницу и раздвинул полы фрака сзади. Такая готовность к гомосексуальному контакту весело обсуждалась. Третий был высокий, стройный, крупный, накачанный, абсолютно лысый с козлиной бородой. Его фишкой было изображать каких-то зверей, кривя лицо и издавая нечленораздельные звуки. Это у него получалось, было видно, что на тренировки он потратил немало времени. Скучать в очереди не пришлось, и полчаса пролетели быстро.

Из аэропорта ехал автобусом, посадку в автобус организовывал молодой парень. Завершая ее, отвешивал типичный японский поклон: спина прямая, медленно наклоняется вперед, задерживается в нижней точке и возвращается в исходное положение. Совсем иначе, чем у нас в стародавние времена.

Номер в гостинице небольшой, но вполне комфортабельный. Удивительно, как много современному человеку нужно для «нормальной жизни». Смеситель в ванной немыслимо современный, новой конструкции. Унитаз – с пультом управления. В ванной лежит фен, три флакона с «кондиционером кожи», «жидкость и тоник для волос», подвесная система с жидким мылом, шампунем и кондиционером для волос. Там же есть и зубная щетка, паста, обычное мыло, тампончики для ковыряния в ушах, что-то еще. В комнате, естественно, кондиционер с пультом управления, встроенным в стену, у постели панель с радиоприемником и будильником, дистанционным выключателем общего света и прикроватной настольной лампы с плавной регулировкой. Есть электрический чайник, настольная лампа, телефон, холодильник с баром, телевизор с программами общего и кабельного телевидения. Включив, я сразу попал на откровенную порнуху. Что-то там по японски и было написано, то ли предупреждение, связанное с возрастом, то ли о том, что уж за это удовольствие надо платить. На столе стоит пара стаканчиков-полуфабрикатов с каким-то особым кофе, пара пакетиков чая. Завтрак платный, так что можно выбирать, стоит ли идти. Два варианта за 300 и 400 рублей. Все белье меняют ежедневно (постельное, пижама и четыре полотенца). Белье потрясающе белое, как им удается его не «застирывать», не знаю.

Здесь все дорого. Салат-полуфабрикат в магазине в 2-3 раза дороже, чем на Тайване. В магазине предлагали попробовать вина на вкус. Тут же стойка с батареей бутылок на продажу. Нас было много: я, Уеда, канадец, болгарин, китаец, секретарша. Цены за бутылку вина 500-1000 рублей. Естественно, на пробу наливают грамульку, я вообще отказался в знак протеста. При всем при этом очень уважительно раскланиваются. Банка пива – 70 рублей, красная икра 3000 за кг, дыня среднего размера — 1000, один банан – 40.

У профессора Уеды, директора Института, к которому я приехал, рука на привязи, повредил или сломал. Повел он нас в ресторан, прихватил толковую секретаршу. Она «все знает» и руководит заказом блюд, нас не спрашивая. В ресторане надо раззуваться и вроде как на полу сидеть. Столик приподнят над полом. Оказывается, сидеть на полу неудобно всем, так что теперь делают яму под столом, куда ноги можно ставить, и сидишь нормально. Дошло дело до тоста. Молодой китаец стал рассыпаться в комплиментах Уеде, за то, что тот его приютил, пригласил, пригрел, приголубил. Я «встрял» и добавил, что за «Уедину левую руку» (она подвязана), через паузу добавил «и за нашу правую руку тоже». Канадец, поняв суть, заржал. Дело в том, что по правую руку от меня сидела секретарша Уеды, с которой у меня установились теплые отношения. Она, в частности, мне сообщила, что она замужем за русским, он простужен, поэтому не пришел. Детей, как я понимаю, нет; сказала, что по возрасту поздно. Сколько ей лет понять трудно, но, наверное, далеко за тридцать, а может и немного за сорок. Рассказала, как сдавала на права. 50 часов теоретических занятий, 12 — вождение вообще и еще 12 — вождение по городу, потом экзамен. Стоит такое обучение 3000 долларов, причем гарантии, что получишь права, естественно, никто не дает.

Канадец – молодой специалист, с ним очень приятно обсуждать дела. Я же сильно подготовился, и ему со мной тоже интересно. Мой интерес был абстрактным, чем тут в принципе занимаются. Осмысленности и изящества немного, экспериментаторы, ведь.

Приехал сюда болгарин, прибыл на пару недель. (Это Саботинов, позднее избранный президентом болгарской академии наук). Судя по всему, важная персона, очень разговорчив. Рассказывает непрерывно, какой он умный и как ученый, и как организатор науки, где он побывал, с кем встречался, кого знает. Посещали с ним президента университета. Вручая визитку, опять став втолковывать, какие высокие должности он занимает. Болгарин стал рассказывать президенту о своих трех поездках в Японию, о встрече с принцессой, которая сейчас выходит замуж и теряет свой титул и о многом другом. Из вежливости, президент вначале стал задавать наводящие вопросы, потом все понял… Президент сказал, что сейчас занят и ждет его «в другой раз» для продолжения интересной беседы.

Купил карточку для телефонных звонков местных и международных. Оказалось, вставлять ее не нужно. Надо набирать цифровой код, который был под защитным покрытием и звонить. Учиться этому было трудно. Всего надо набрать около 30 цифр, три раза в нужных местах нажимать сетку, два раза ожидать тонового сигнала, сообразив, что частые короткие сигналы это не «занято», а как раз приглашение к продолжению.

Первый день моего визита в Японию завершился успешно, посещением ресторана. Но это была пятница и встал вопрос о субботе и восресенье. У самого Уеды бывает столько иностранных визитеров постоянно, что он стал подвязывать себе руку, чтобы на него не рассчитывали. Да и остальным, рангом пониже, визитеры, по-видимому, порядком поднадоели: хлопоты, время, расходы, так что никто российского гостеприимства «сопровождать и показывать» не выказал. Правда, болгарин потребовал сопровождающего для себя, упоминая, что ему еще предстоит посещение японской академии наук и встреча с президентом. Слушать болгарина целый день было бы невыносимо трудно и я не стал напрашиваться «за компанию». «Мой» канадец заявил о собственных планах на эти дни, и я оставался наедине с собой. Я попросил канадца дать совет, куда пойти, куда податься. Он мне дал инструкции, воспроизвожу по памяти в переводе на русский язык.

Страсти к приключениям и впечатлениям у меня уже нет, но тут, почему-то, я решился и по этому маршруту проехал. Страшно устал, конечно, но интересно. Сделал много фотографий.

Однажды я уже почувствовал себя тут оскорбленным… У меня же есть теперь «пунктик», я хотел бы купить себе пиджак. Вот здесь пробежался по магазинам и первичным осмотром был очень удовлетворен. Как раз то, что надо. Много необычных по структуре материалов, широкая гамма мужских приглушенных цветов, по табличкам видно, что наличие двух параметров (размера и роста) они понимают.  Тут я решил разобраться с деньгами. На жизнь я еще на Тайване наменял, а вот на пиджаки явно не хватало. В нашем районе было много банкоматов, но договориться с ними я не смог. Обычно висит табличка с перечнем систем, которые банкомат обслуживает. Я насчитал около 70, но моей, Cirrus, не было. Съездил в центр, самостоятельно отыскал подходящий банкомат и снял небольшую сумму для пробы. Мои ожидания, насчет пиджаков были напрасными. Позвал продавца. Она сказала, что нужных размеров нет и стала усиленно отбивать мне извиняющие поклоны. Я был страшно зол на эту бессмысленную формальную показную вежливость. Мне нужен пиджак, совет, помощь, а не дурацкие поклоны. Цены тут были очень приемлемые, но, наверное, тутошние производители дешевой продукции не ориентируются на рослых иностранцев. А вот в больших супермаркетах цены запредельные и дешевых товаров там нет.

Встретил парня с девушкой, русские, из России. Только что приехали, из ученых… Парень небольшого роста, невзрачный, и одет невзрачно тоже. Из под пиджака почему-то сильно выглядывала рубаха навыпуск. На девушке были сапоги. С мехом на голенищах. Мех снаружи. Коричневый, искусственный. Я когда-то тоже чувствовал себя бомжом в Германии и Англии.

Приехал, профессор А. Каминский, из ФИАНА. На двери кабинета вывесили табличку с его именем. Это хорошо известный российский ученый по кристаллографии. Видел его книгу, изданную за рубежом. Оценить ее научное качество я не могу, но толстая, полная формул и таблиц. В любом случае труд титанический. Познакомился, поговорил. На мое бахвальство, насчет «частного» визита, заметил: «Разве это возможно в наше время?» Настороженно относится к нашему институту. Какая-то Шатура, где занимаются «СО₂ лазерами и их технологическими применениями». Смутно помнил директора. Смесь провинциальности, узкой, для академического института, тематики, неавторитетного в науке руководителя резко снижает шансы на серьезную фундаментальную науку. Я спросил про «возрождение науки в России». Оценивает пессимистично. Обещанная зарплата ученому 1000 долларов, вроде очень сложно обрастает условиями, совпадение которых весьма проблематично. Нынешнее правительство хочет, чтобы ученые «вибрировали, конкурировали и суетились», а не просто ждали увеличения пособия относительно беззаботного существования. Задача, действительно, бесконечно сложная, что делать с академией (в ее нынешнем виде) и что делать с «академиками», считающими ниже своего достоинства «выдавать на гора» практически значимую научную продукцию.

Каминскому за 70, но от «детской болезни» большого, глубоко уважающего себя ученого, он не освободился. Я помню, когда-то я выступал в МГУ со сложной и красивой работой. Слушать провинциала тамошним снобам было противно, и слушать сообщение до конца было не в их силах. Меня прервал на полуслове какой-то «профессор» со следующими словами: «Я понял, что Вы хотите сказать…» Далее излагал свою точку зрения, (совершенно не совпадающую с моей) и доказывал, что она не верна. Что-то похожее было и здесь. Дежурным образом Каминский поинтересовался кругом моих интересов, однако только упоминание о них вызывало у него немедленную негативно-уничижительную реакцию. Он этими вопросами не занимается, моих статей не читал, но мнение имеет типа, «все это от лукавого», интересного тут нет, и не может быть и так далее. Даже ссылка на публикацию в УФН не возымела действия. Он парировал домашней заготовкой, что Гинзбург (главный редактор журнала, Нобелевский лауреат) настолько большой ученый, что может себе позволить публиковать в своем журнале и сомнительные работы. Я как-то думал, что самые большие демагоги в мире это подкованные, образованные священнослужители. Пока он читает проповедь, он опирается на Библию, приводя массу исторических фактов, связанных с жизнью Иисуса. Если же слушатель вдруг не «просто верит», а встанет на позицию критического анализа этих приведенных фактов, он тут же получит высоквалифицированную философскую отповедь, очень казуистическую, резко уводящую от анализа фактов. С великим ученым иначе, но за большую жизнь у него в голове накопилось огромное количество философского мусора, баек, жизненных наблюдений, готовых оценок, ярлыков, мнений и даже псевдодоказательств. Этим багажом он уверенно владеет и оттого становится «интересным собеседником» и непревзойденным полемистом. На все у него найдется «философский» комментарий, жизненный пример, скорее всего, мало относящийся к делу, но абстрактно интересный и как бы поучительный. В таком поведении много самовлюбленности, желания блеснуть эрудицией и ораторским искусством. Перефразируя мысль Станиславского (тот говорил об искусстве), такие люди любят только себя в науке. Иначе им была бы интересна наука вообще, достижения в науке вообще, кем бы они ни были сделаны. В таком случае он бы сомневался, что «знает все», больше бы спрашивал, чем делал скоропалительные, безапеляционные и необоснованные заключения. А в отношении молодых, так и вообще, прежде всего, подбадривал и поддерживал, а не «давил своим авторитетом».  Поверхностные, неаргументированные суждения неинтересны в принципе. Мой возраст ведь тоже немалый, и не хотелось бы   быть таким же смешным и неуклюжим забиякой.

Изначальная позиция объективного и порядочного ученого обязательно должна быть великодушной и доброжелательной. Этого требует элементарная вежливость в общении с новым, совершенно неизвестным тебе человеком, коллегой. Прежде всего, такой человек сделает комплимент публикации в журнале высокого уровня, поинтересуется сутью работы. Все это приятно собеседнику и подчеркивает желание, действительно, объективно разобраться в сути дела. Именно на этом фоне уже можно «переходить в наступление», определяя границы применимости, выковыривая неточности и ошибки, определяя место среди других работ, «делая заключение» и «высказывая свое мнение». В подавляющем большинстве случаев все не так. Автор взахлеб и счастливо рассказывает о своей работе (он потратил месяцы и годы своей жизни и чего-то там добился), собеседник смотрит на него молча, хмуро, исподлобья. И тут же переходит к активному оппонированию, совсем не разделяя счастья и восторженности автора.

Каминский очень гордится придуманным им советом для молодых теоретиков. «Чтобы теория была привлекательна, юбочка должна быть выше колен». Немного удивился, что я быстро понял суть этой формулы, и ему нет необходимости ее детально мне растолковывать. Понятно, что речь идет о какой-то «презентабельности» теоретического результата, его понятности не только для узких специалистов, но, скажем, и для экспериментаторов, для тех, кто принимает решение по финансированию проектов. Надо не только «иметь» хорошую теорию, но и «уметь ее показать, представить».

Появился Дима Кузнецов, муж Shoko. Теперь вот и с ним начались бесконечные разговоры. Я не знаю его истинного положения в институте, но вроде как матерый теоретик. Я рассказал ему о своей научной мечте. Он возразил, что на этом пути успеха не может быть и стал это доказывать словами, которые я и не понимаю, и никогда не слышал, типа, «теорема о сохранении конфорных токов». Я же, все-таки, экспериментатор по образованию и любитель теоретик. Не понимаю, о чем это он. Более того, совсем и неуверен, что он прав. Когда глубоко понимают сложные вещи, умеют это объяснить и простыми словами. Он же не выходил из рамок формализма неизвестных мне теорем и терминов. На следующий день я ему возразил, намекая что под эту теорему моя мечта не подпадает. Он часто плохо слушает, не вникал и сейчас. Повторив старые свои утверждения, добавил, что он недооценивал значение этой теоремы (про конформные токи), им лично сформулированной, поэтому ее еще и не опубликовал. Но если я желаю включиться в процедуру определения границ применимости этой теоремы, то он не против моего соавторства. На это я ему ответил, что еще не «поставил на ноги своего ребенка» (я имел в виду свою научную мечту), поэтому не могу пока усыновлять чужого, да еще и агрессивно настроенного к моему родному. Его самого к публикации подбодрил, заметив, что и у меня бы появился задор доказать обратное, а то я над своей мечтой работаю слишком вяло.

В отношении моих достижении, о которых я рассказывал, он занял позицию очень формального интереса, уточняющих вопросов и критического анализа. «Напрасно Вы критикуете Кирхгофа», «Кирхгоф не плох», «Каковы рамки применимости Вашего подхода?», «Где практически можно применить Вашу теорию». В целом он мужик вполне нормальный, но здоровая ревность к хорошим чужим результатам, граничащая с недоброжелательностью, это очень частый недостаток в среде научных работников. «Видя его насквозь», (что он многое понимает и сам, но просто «валяет дурака») я раздражался. Не все тонкости нашего дела могут быть разложены по полочкам. Даже если это и возможно, это нерационально. Дурак, как говорится, все равно не поймет, а ученым, на которых сориентирована работа, все там толково растолковано. Очевидно же, что неким критерием логической завершенности работы является ее публикабельность в Physical Review. Конечно, он это хорошо знает, но своими вопросами и советами смело ставит себя выше этого формального признака. По делу он не прав хотя бы потому, что по настоящему принципиальный и объективный человек не будет занимать сколько нибудь решительной позиции не прочитав статьи. Он статью не читал! Полемист я неплохой и горячо ему говорил, что заставить его пользоваться этой теорией не могу, если ему Кирхгоф так дорог и мил (в этом вопросе он заведомо не прав), но не будет же он настаивать на том, что и для всех остальных современных ученых Кирхгоф достаточен. Он сделал паузу и рассказал анекдот. Какой-то мужик пришел в парикмахерскую и громко скандалил, требуя, в частности, хозяина. Вышел хозяин и вступил с ним в диалог. «Я вижу, Вы чем-то расстроены?» «Да, я расстроен?» «А чем, позвольте узнать?» «Да всем?» «Но почему Вы, в таком случае, пришли именно сюда, в мою парикмахерскую?». Я в долгу не остался и рассказал свой.

В Одессе на бракоразводном процессе судья спросил мужа, почему он настаивает на разводе. Тот ответил в том духе, что «она меня не удовлетворяет». После повисшей паузы, кто-то из зала возмутился: «Всю Одессу удовлетворяет, а его нет». Дима оценил анекдот, так мы с ним поквитались.

В конце концов, он «достал свой камень из-за пазухи», показал оттиск своей статьи в журнале Physical Review тоже. Я полистал, отметил вслух, что напечатана тоже в этом году, тоже в апреле, как и наша, у них тоже два соавтора и даже количество страниц совпадает. Прослушав мои наблюдения, Дима заметил, что серия разная. У них статья вышла а «А», а у нас в «Е». Я тут же демонстративно признал, что их серия «круче»… На самом деле, по сериям разделены направления в физике, типа, оптика, механика и т.д. Дима, конечно, это хорошо знает, но промолчал.

Уже на Тайване, полистав работы Димы, я понял причину «агрессивно-оппонирующего» его поведения. Одна из его любимых тем, по которой у него есть хорошие, высокого уровня публикации, основана на скалярной теории дифракции Кирхгофа. Наша же теория «катит бочку» именно на Кирхгофа, разрушает фундамент, на котором стоят такого рода теории. Поэтому Кузнецов вынужден «близко к сердцу» принимать все выпады в отношении Кирхгофа. Дима почувствовал, как «почва уходит из под ног». Конечно, он «не виноват». Строил фундамент из того материала, который был в наличии. Но теперь, при переосмыслении базовых позиций, его работы выглядят более ограниченными, чем хотелось бы. Теперь надо бы все эти работы переписать, взяв нашу теорию за базовую. Но смириться с этим трудно, противно из-за ревностного куража: «кто умнее». Переписывать свои работы, значит признать свою неправоту (неточность, недостаточность) и справедливость нашего подхода. Интересно, что перед «ними» маячит и такая странная и неприятная перспектива, что мы и сами могли бы переписать их работы на правильном базисе, естественно, ссылаясь на «первоисточники», с детальным обсуждением их недостатков. К такому финту мы еще не готовы.

Дима сказал, что ездил в Россию и его поразило то, что там все «задаром», гораздо дешевле, чем в Японии. Мы как-то обедали с ним и его женой. Она сказала, что Дима любит спорт, а она только любит выпить. Дима подтвердил, что она в этом не любитель, а профессионал.

Сегодня в последний день бродил по магазинам. Я так увлекся покупками, что забыл про автобус до аэропорта. Поужинал «в режиме экономии», а добирался в аэропорт «на перекладных», поездом, с 3-4 пересадками. Это значительно дешевле, чем прямым автобусом, так что и поел, и сувениров прикупил в аэропорту.

Слева направо: канадец, Жан-Франсуа, профессор Уеда, и я.